— Барышня, сделайте божескую милость, пойдемте с со мной…
— Что случилось, Ваня?
— Алексей Михайлович… тама… зовут…
— Да конечно, пойдем…. Погоди, что ты сказал, Алексей Михайлович очнулся?
— Да, пойдемте скорее!
— Господи, да что же это! Надо же доктора…
— Архипыч сказал не надо доктора! — отрезал внезапно ставший серьезным кофишенк, — Раз вас зовет, стало быть, вас надо и звать.
— Он звал меня?
Смог бы кто сохранить хладнокровие, узнав о том, что любимый человек, находящийся при смерти зовет ее? Людмила Сергеевна тоже не смогла и опрометью бросилась в палату великого князя. Тому, похоже, действительно было лучше и взгляд его, обыкновенно глядевший в пустоту, остановился на девушке вполне осмысленно.
— Ты пришла, — спросил он еле слышно.
— Могла ли я не прийти? — так же тихо ответила ему Мила.
— Я скучал…
— И я тоже…
Алеше было трудно говорить, взор его временами туманился, но им не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. Так она и просидела рядом с ним, держа его за руки, пока он снова не забылся, но уже не тяжелым беспамятством, а спокойным сном дающим отдых душе и телу и способствующим выздоровлению.
Наутро, когда делавший операцию его императорскому высочеству хирург Гюбюнет зашел проведать своего высокопоставленного пациента, он застал там удивительную картину. Славящаяся своей строгостью сестра Валеева сидела подле Алексея Михайловича и кормила его с ложечки крепким куриным бульоном. Пациенту, очевидно, было гораздо лучше, и он ел хоть и с трудом, но не без удовольствия. Пораженный этой картиной врач некоторое время пробыл в ступоре, но затем довольно покивал головой и махнул рукой, дескать, не буду вам мешать. Дождавшись конца кормежки, он осмотрел Алешу и нашел его состояние превосходным. Выйдя из палаты, он застал прелюбопытнейшую картину, которой впрочем, не придал значения. Старый матрос, как видно делал внушение молодому слуге, слушавшему того с немалым недоумением.
— Архипыч, — не выдержав спросил старика мучимый любопытством Ванька, — а почто ты меня ночью за этой сестрой послал?
— А что, худо получилось? — усмехнулся тот в ответ.
— Да не худо, да только он ведь не ее звал?
— Вот что я тебе скажу, тля худая, — нахмурился старик, — ежели ты когда, хоть словом, хоть взглядом обмолвишься при барышне, что он Кейку звал, так я тебе богом клянусь — не доживешь до моих седин!
— Да как же…
— Да никак!
На третий день состояние Алеши настолько улучшилось, что к нему пустили приехавшего его навестить адмирала Иессена.
— Лежите-лежите, голубчик, — воскликнул Карл Петрович, увидев, как заерзал его флаг-капитан. — Ох и напугали вы нас, ваше императорское высочество!
— Чем закончился бой? — тихо, почти шепотом, спросил великий князь.
— Как, — удивился командующий эскадрой, — вам ничего не сказали?
— Увы, даже Ванька с Архипычем молчат.
— Это им, верно, доктора запретили, — засмеялся Иессен.
— Мне уже лучше и я вполне могу выдержать любые известия, даже самые ужасные.
— Ну уж, совсем ужасных-то у меня и нет! Извольте, после вашего ранения, к нам на помощь подошли броненосцы ведомые «Цесаревичем» и прикрыли от японского огня. Того впрочем, тут же развернулся, чтобы ввести в бой артиллерию другого борта и эскадры еще раз разошлись контркурсами. Но вот ему то, поддержать «Хатцусе» не удалось. «Полтава» и «Николай» измочалили ее в хлам, а затем Коломейцев на «Буйном» вогнал ему в борт две торпеды.
— Что с «Ослябей»?
— Не волнуйтесь, ваш броненосец, хоть и с трудом, но доковылял до Дальнего. В Порт-Артур мы его тащить поостереглись.
— Неужто в кораблях совсем потерь нет?
— Ах, если бы, Алексей Михайлович! Увы, «Пересвет» дотащить не удалось. Впрочем, затонул он на мелководье, бог даст, после войны поднимем. «Севастополь» тоже до конца войны вряд ли в строй введем. Еще «Паллада» и считай что треть первого отряда миноносцев. Дорого нам эти транспорты обошлись.
— Как же японцы не добили еще и нас?
— Не поверите, когда «Россия» с «Дианой» подошли к месту сражения, противник, очевидно, решил что это чересчур и прервал бой.
— Невероятно!
— Иногда самому не верится.
Разволновавшийся Алеша откинулся на подушки и, увидев это, Иессен чертыхнулся про себя.
— Кажется я вас утомил, простите великодушно!
— Ну что вы, Карл Петрович, отсутствие новостей было для меня сущей пыткой. Слуги молчат, Мила, кажется, ничего и не знает…
— Мила?
— Да, мадемуазель Валеева, мой ангел хранитель.
— Что же, раз у вас есть свой персональный ангел, стало быть, я могу быть за вас совершенно спокоен. Честь имею, ваше императорское высочество.
— Заходите еще, не забывайте меня.
— Непременно, Алексей Михайлович, непременно.
Едва адмирал вышел, в палате снова появилась девушка, о которой только что говорили. При взгляде на нее у Алеши на губах невольно появилась улыбка и та с искренней приязнью ответила на нее.
— Как вы себя чувствуете?
— Глядя на вас все лучше и лучше.
— Вы снова смеетесь надо мной!
— Ничуть.
— Право, какой же вы насмешник, ваше императорское высочество.
— Фу, как я не люблю это титулование! Ей богу, Людмила Сергеевна, зачем вы так меня зовете?
— Но как же мне вас называть?
— Да зовите просто — Алешей. Я прекрасно знаю, что меня так все зовут за глаза, включая слуг.
— Хорошо, но если вы будете в ответ звать меня Милой!
— Клянусь, не назвать вас никак иначе!