В животе кофишенка предательски буркнуло, и он с сомнением посмотрел на мадам Егорову.
— Я вижу, твой друг не всегда такой бойкий?
— Спасибо тетенька, да только мне…
— Ничего не знаю, — прервала его Капитолина Сергеевна, — извольте немедленно мыть руки и садиться за стол!
Пришлось привязывать лошадей и отправляться к умывальнику. Затем Сережина мама усадила их за стол и накормила такими вкуснейшими щами, какие только можно было себе вообразить. Пока мальчики работали ложками, Капитолина Сергеевна с грустной улыбкой смотрела на них. Затем, когда ребята насытились, она принялась расспрашивать кофишенка о том кто он такой и кто его родители. Иван без утайки рассказал свою немудреную историю, растрогав своих слушателей. Когда он, наконец, вернулся домой, было довольно поздно. Прохор разозлился на него из-за долгого отсутствия и не разрешил отправляться на броненосец. Ванька хотел было сбежать, но, поразмыслив, решил, что успеет попасть на «Ослябю» утром.
Японцы, медленно, но упорно продолжали прогрызать оборону Талиенваньской бухты, пока, наконец, их тральщики не миновали первую линию заграждений. В протраленный проход немедленно двинулись «Касуга» и «Ниссин» и тут их ожидал сюрприз. Как оказалось, Кроун только этого и ждал и, как только броненосные крейсера оказались внутри, решительно двинул вперед свой броненосец. Японские артиллеристы, увидев перед собой цель, тут же открыли огонь, но никак не могли пристреляться. Русские же молчали, пока не сократили дистанцию до пятидесяти кабельтовых и только тогда башни главного калибра «Севастополя» дали залп. Всплески, поднявшиеся не так уж далеко от крейсеров, показали, что их противник настроен решительно и их командиры сразу же почувствовали себя крайне неуютно. Ожесточенно отвечая они двинулись обратно к проходу, и дав полный ход вышли из под обстрела. Попаданий с обеих сторон было немного. В русский броненосец угодило по одному десяти и восьмидюймовому фугасу, разорвавшихся на броне и не причинивших особых повреждений. Японцы в ответ получили одно-единственное попадание, чугунным снарядом. Боеприпас, обычно используемый русскими при пристрелке, легко проломил небронированный борт и, ударившись о траверз, раскололся на части. Хотя на «Севастополе» не заметили своей удачи, но увидев, что японцы отступают, справедливо сочли себя победителями. Бой, впрочем, не был еще окончен. Броненосцы Того держались рядом и тут же пришли на помощь своим товарищам. Увидев вражескую эскадру, Кроун снова не стал лезть на рожон и отступил.
Пока большие корабли были заняты друг другом «Гиляк» и «Отважный» немедленно обратили свое внимание на тральщики противника и тут же их разогнали.
Заставив отойти русский корабль, Того не стал заходить в бухту, рискуя своими броненосцами, а снова послал вперед броненосные крейсера, добавив к ним «Якумо», рассчитывая что втроем они справятся. Но как только те снова вошли в бухту, перед ними помимо «Севастополя» оказалась еще и «Россия», а чуть в стороне держалась «Диана», два вспомогательных крейсера и три миноносца. Впрочем, превосходство в артиллерии все равно оставалось за японской стороной, и ожесточенный бой разгорелся с новой силой. К вечеру, несмотря на упорное сопротивление русских кораблей, противнику удалось оттеснить их и заставить зайти за вторую линию заграждений. Однако было уже довольно поздно, и адмирал Того отдал приказ отложить операцию до утра.
Береговое побережье Квантуна охранялось крайне незначительными отрядами русской стражи. По сути, они осуществляли не оборону, а только наблюдение за морем, имея задачу лишь вовремя предупредить своих о появлении противника. В районе Быдзево этим занималась конно-охотничья команда во главе с подхорунжим Нестроевым, сменившая там ранее находившуюся конно-охотничью команду штабс-капитана Войта. Состояла эта команда из двух десятков кубанских казаков, еще до войны занимавшихся охраной железнодорожных путей от хунхузов. Давно служившие в Манчжурии казаки, некоторые из которых успели поучаствовать еще в подавлении Боксерского восстания, хорошо знали местные условия. Как только появились корабли противника, подхорунжий тут же послал нарочного к ближайшей телеграфной станции, чтобы известить командование о высадке десанта, оставшись с остальными наблюдать. Японцы, поначалу обстреляли берег из пушек, но убедившись, что противодействия нет, послали шлюпки с солдатами. Возле берега было довольно мелко, так что пехотинцам пришлось под конец брести к суше по пояс в воде, держа над головами оружие. Высадившись, они рассыпались по окрестностям в поисках возможной засады, но, не обнаружив ее, вернулись к морю и принялись валить лес и разжигать костры. Наутро к ним должны были присоединиться саперы и начать строить причалы. Все это время казаки внимательно наблюдали за ними, оставаясь невидимыми. Наконец, ближе к ночи вернулся посланный на телеграф казак и принес приказ об отходе. Подхорунжий, мрачно выслушав его, покачал головой и тихонько буркнул:
— Отойти тоже по-разному можно.
Едва стало вечереть, он обернулся к своим подчиненным и с озорной усмешкой спросил:
— Ну что, станичники, гульнем напоследок?
Скинув черкески и заправив полы бешметов за пояс, казаки с обнаженными шашками и кинжалами крадучись двинулись вперед. Маскируясь на местности они, где пригнувшись, а где и на корточках осторожно подбирались вперед. Японцы, выставив часовых, постепенно начали укладываться. Палаток еще не ставили, поэтому солдаты, спасаясь от морской прохлады, жались к кострам. Два пехотинца поставленные в караул напряженно вглядывались в окружающую их темноту. Та казалась просто вязкой на ощупь и таящей в себе множество опасностей, поэтому рядовые крепко сжимали свои винтовки в руках, готовые в любую секунду открыть огонь по неведомому врагу. Однако время шло, а коварные северные варвары все не появлялись. Ужасно хотелось спать, поэтому солдаты, чтобы хоть как-то отвлечься стали негромко переговариваться, хотя это и было запрещено.