— Да что вы барышня, нешто я сам не дойду! Просто ходют тут всякие, воздух портют…
— Спасибо вам, — вырвалось у Милы, сообразившей, что матрос просто пришел ей на помощь.
— Да не за что, — улыбнулся тот и, взявшись за костыль, поковылял в сторону уборной.
Вся эта картина мгновенно промелькнула перед глазами Людмилы Сергеевны, после вопроса племянника и заставила ее прекрасное лицо нахмуриться.
— А вы молодой человек, лучше бы рассказали, где целый день шлялись! — строгим голосом спросила у непутевого отпрыска мадам Егорова.
— Ну что ты маменька, — попытался сделать честное лицо тот, — я просто выходил ненадолго…
— Так ненадолго что я целый день не могла тебя найти? Фима, ты должен серьезно поговорить с Сережей, он совсем отбился от рук!
— Сережа, что все это значит? — встревоженно спросил отец.
— Папа, — поднял на него глаза гимназист, — я не хочу сидеть дома, когда кругом война. Ты служишь, Мила служит, я тоже хочу!
— Сереженька, но ты еще очень мал.
— Папа, помнишь, я говорил тебе о мальчике в матросской форме, почему ему можно, а мне нельзя?
— Боже мой, какой ты еще ребенок!
— Я уже не ребенок! Я лучше сбегу из дома и поступлю юнгой во флот. Его же взяли, так почему мне нельзя?
— Сережа, — мягко проговорил отец, положив руку на плечо сыну, — я справлялся об этом мальчике. Он из прислуги великого князя Алексея Михайловича. Кофишенк. Да он носит морскую форму, поскольку находится в услужении у морского офицера, но вся его служба состоит в том, что он готовит и подает господам офицерам кофе.
— Не может быть! — отшатнулся тот от отца.
— Увы, мой мальчик. А ты, верно, думал, что он стреляет по японцам из пушки? Ну, прости, я не хотел тебя разочаровать.
— Я просто желал быть полезным, — потерянно проговорил поникший гимназист.
— Я знаю, — потрепал его по волосам Ефим Иванович, — но почему бы тебе для начала не помогать маменьке? Ей сейчас тяжело одной, и твоя помощь была бы очень кстати.
— Но ведь идет война!
— Послушай Сережа, — обратилась к мальчику тетка, — а хочешь помогать у нас в госпитале?
— Мила, что ты такое говоришь! — строго воскликнула Капитолина Сергеевна, — разве ребенку прилично видеть такие ужасы…
— Ну, какие ужасы, не думаешь же ты, что я зову его ассистировать при операциях?
— А что нужно делать?
— Видишь ли, Сережа, — мягко улыбнулась она, — большинство наших солдат и матросов совершенно неграмотны, а у них дома есть родные. Они часто просят написать им весточку, а у нас не всегда есть на это время. У тебя хороший разборчивый почерк и ты мог бы быть этим полезен настоящим защитникам отечества.
— Хорошо, я приду, — воскликнул тот с загоревшимися глазами.
— Никак не более чем на два часа в день! — решительно заявила мадам Егорова, — и только после того как поможешь мне по дому.
— Хорошо, маменька.
— А теперь ступай спать!
— Спокойной ночи.
Когда Сережа, награжденный поцелуями всей семьи, вышел, Ефим Иванович подошел к своей половине и негромко сказал:
— А знаешь Капа, похоже, мы с тобой воспитали хорошего сына.
Выйдя из убогого экипажа рикши, Алеша невольно остановился. Странно, но с самого детства, когда они еще жили на Кавказе, у него не было места, которое он с уверенностью мог назвать своим домом. Ни дворец родителей, ни здание морского корпуса, ни снимаемые им виллы и палаццо в Италии не были для него домом. Просто очередное место, где он недолго будет жить. А вот этот маленький китайский домик отчего-то таким местом для него стал. Ему нравилось сюда возвращаться после трудного дня или жаркого боя. В этих стенах у него получалось успокоиться и хорошенько все обдумать. В диковинном кресле, украшенном резными драконами, неожиданно удобно было сидеть, а за ореховым столом хорошо работалось. А может быть, все дело было в… хотя это вряд ли!
Слуги встретили возвращение хозяина и Архипыча с Ванькой восторженно. Федор Михайлович, не чаявший уже увидеть своего сорванца живым, на радостях устроил грандиозный пир. Прохор, оказывается, не терял время даром и купил замечательную пролетку на резиновом ходу, и пару небольших, но ладных маньчжурских лошадок, так что у великого князя теперь был свой выезд, взамен автомобиля, на котором теперь по Порт-Артур разъезжал Меллер. А Кейко… Кейко стояла и загадочно улыбалась, глядя на Алешу.
— Как поживаешь? — спросил он ее, но девушка лишь поклонилась ему не переставая улыбаться.
Перед тем как сойти на берег, Алеша сказал исправлявшему должность старшего офицера Саблину, что вернется на корабль еще до вечера, но посмотрев на ставший для него родным дом, решил, что не будет большой беды, если переночует здесь.
После гибели Макарова, среди моряков Порт-Артура царило всеобщее уныние. Ни адмирал Алексеев, ни поставленный им начальником эскадры Витгефт ни пользовались среди них должным авторитетом. Младшего флагмана князя Ухтомского тоже знатоком в морском деле никто не считал, так что прибытие имевшего опыт и соответствующую репутацию Иессена все восприняли с надеждой. Присоединившиеся к эскадре корабли и вернувшиеся из трудного и опасного похода с победой крейсера так же внушали определенный оптимизм. Разумеется, все видели повреждения, полученные Владивостокскими крейсерами в бою, но надеялись, что их можно будет скоро исправить.
На следующее утро, Алеша встал рано и, наскоро позавтракав, отправился во дворец наместника. Прибывший накануне в Порт-Артур адмирал Алексеев собирался устроить в своем дворце заседание, на которое было приглашено все морское начальство, и великий князь хотел переговорить с ним, прежде чем оно начнется.