Взгляд василиска - Страница 116

116

* * *

Подъехав к «Ласточке» Архипыч и Прохор разделились. Нижним чинам вход в подобные заведения был заказан, так что старый матрос остался у экипажа, а прилично одетый камер-лакей, придав лицу значительное выражение, двинулся вперед.

— Местов нет, господин хороший, — преградил ему дорогу верзила швейцар.

В ответ на это, господин Сапожников ни мало не смущаясь, протянул отставному матросу серебряный рубль, который тот тут же спрятал в кармане, но проход освобождать не спешил.

— Барин, — почти с жалостью проговорил он, — шли бы вы, право, отсель. Тут господа офицеры гуляют, а ваше благородие в штатском. Еще нарветесь на скандал, чего доброго…

Как будто подтверждая его слова, широко распахнулись двери, и из них буквально вылетело тело какого-то господина.

— Ну вот, извольте видеть, — прогудел привратник, — его благородие господин Ножин нас покинули!

— Это какой же Ножин, часом, не корреспондент ли «Нового края»?

— Они самые. И то сказать, господа офицеры его жалуют и даже сами и пригласили, а вот поди же ты. Как подвыпьют, так стрюцкий и шабаш!

Пока швейцар рассказывал все это внимательно слушающему Прохору, журналист поднялся из пыли и, отряхнув сюртук, принялся возмущаться:

— Этот черт знает что такое! Я не позволю так обращаться с представителями свободной прессы! Я дворянин! Я на дуэль могу…

— Господин репортер не извольте шуметь, — прервал его излияния отставной матрос, — у нас тут приличное заведение-с!

Газетчик внимательно посмотрел на его пудовые кулаки и заметно стих.

— А что, братец, их императорское высочество сегодня не появлялись? — тихонько спросил швейцара камер-лакей.

— А вам бы это за какой надобностью? — насторожился верзила.

— Ты тля худая отвечай, коли тебя спрашивают, — строгим голосом спросил незаметно подошедший старый матрос.

— Чего, — недоверчиво протянул швейцар в ответ, — ты чего старинушка, ополоумел?

— Это ты Пантюшка ум последний пропил в своем кабаке, — немедленно ответил великокняжеский вестовой, добавив для образности пару крепких выражений.

— Архипыч? — выпучил глаза тот в ответ, — живой еще старый черт!

— Не дождешься, паскуда. А теперь говори, а то пока я тут с тобой лясы точу, у нас, чего доброго, лошадей уведут.

— Не, не уведут, — осклабился верзила, — у нас тут не озоруют. А что до их императорских высочеств, так они оба у нас нынче. А потому опасаемся, как бы чего не вышло. Все-таки один по кавалерии, а другой по морскому ведомству, сами понимаете, всякое бывает.

— Что? — воскликнул подслушавший их репортер, — так они оба тут! Немедля пропусти меня обратно! Боже мой, такая удача, а меня выш… как они могли!

— Ваше благородие, — строго посмотрел на него швейцар, — людским же языком говорю, не извольте шуметь!

— А как бы узнать, Алексей Михайлович в порядке? — спросил Прохор, дождавшись пока представитель свободной прессы затихнет.

— А чего им сделается? Сидят в отдельном кабинете, да…

Рассказ привратника прервал звук бьющегося стекла и резанувший по ушам истошный женский крик. Следом из выбитого окна вылетел, отчаянно при этом матерясь, какой-то субъект и покатился туда, где пару минут назад валялся Ножин.

— Тьфу ты, пропасть! — вздохнул отставник и опрометью ринулся внутрь заведения.

Великокняжеские слуги, переглянувшись, побежали за ним, а следом воровато озираясь, направился репортер. В зале дым стоял коромыслом, со всех сторон слышалась ругань перемежаемая визгом дам местного полусвета. Откуда-то сверху двое лакеев тащили офицера в расхристанной гусарской венгерке, а еще один кавалерийский штаб-ротмистр прикрывал их отход, размахивая бутылкой шампанского. Друзья немедленно направились наверх, но как ни старались, отыскать хозяина им не удавалось. Какой-то прапорщик по адмиралтейству, увидев Архипыча попытался дать тому в ухо, но камер-лакей, походя ткнул его в бок, после чего он не удержался на ногах и рухнул. Поняв что ничего не больше не найдут друзья развернулись и так же организованно покинули поле боя. Тем временем, «соленый прапор», недоуменно озираясь, сумел-таки поднять свое бренное тело и, наткнувшись на Ножина, с самой искренней улыбкой дал ему по физиономии.

Покинув варьете, Прохор покрутил головой и немного удивленно спросил у старого матроса.

— Сколь служу с тобой, Никодим Архипович, а все не надивлюсь, нешто ты и впрямь всех флотских знаешь?

— Эх, Прошка-Прошка, сопля ты береговая, — спокойно отвечал ему тот, — зачем мне всех знать-то? Главное, чтобы они меня знали, так-то вот! Ты мне другое скажи, где наш сокол ясный летает, Алексей свет Михайлович?

* * *

Алеша открыл глаза и тут же зажмурился как от боли. Тусклый свет, едва пробивавшийся через занавешенное окно казался совершенно нестерпимым, а голова болела так, как будто они вчера… а что, кстати, было вчера?

— Как вы себя чувствуете, Алексей Михайлович? — раздался рядом знакомый голос с легким кавказским акцентом.

— Что? — недоуменно отозвался великий князь и обернувшись отпрянул в испуге от заросшего густой бородой лица.

— Я спрашиваю, как вы себя чувствуете? — невозмутимо повторил Микеладзе.

— Александр Платонович?

— Значит уже лучше, — обрадованно заключил порт-артурский жандарм.

— А где это я?

— В тюрьме, мой дорогой! — с нескрываемой иронией ответил ему ротмистр.

— Как? — почти вскочил Алеша, но тут же со стоном опустился обратно.

Тем временем грузинский князь заботливо протянул ему какой-то сосуд с питьем, которое тот с благодарностью выпил.

116